Том 29. Пропавшая нимфа [Крадись,ведьма. Этот милый старый блюз. Ледяная обнаженная. Пропавшая нимфа] - Картер Браун

— Лекцию по психологии я выслушал в лечебнице. А от тебя мне нужна правда, милая. И я до сих пор ее не услышал.

— Через… — она посмотрела на часы, — через час вернется Обри. Почему бы тебе не спросить его? Если он откажется, ты сможешь избить его без зазрения совести. Он не обидится, даже сам подскажет, где больнее. И такие способы бить подскажет, до каких сам ты не додумаешься.

— Что еще про Обри? — спросил я невозмутимо.

— У меня мурашки бегут по коже, когда я его вижу, — прошептала она. — Эти усы, этот рот под ними, сияющие зубы. Но Обри не узнаешь по-настоящему, пока не взглянешь ему в глаза. Мне снится в кошмарах, как он на меня смотрит. Просто смотрит, и все.

— Тебе надо выпить.

— Еще как. Но ощущение от этих глаз не смыть и десятком стаканов. Знаешь, что нравится Обри больше всего? Автомобильные катастрофы. А когда он был маленьким, он не отрывал мухам крылышки. Нет, он собирал мух и отдавал их другому мальчику, а после того, как тот расправится с ними, шел к его маме и рассказывал, чем занимается ее сын.

— Ты еще не кончила?

— Еще нет, — отрезала она, — ты меня бил, так теперь хоть выслушай.

— И то правда, — согласился я и пошел к бару. Я налил два стакана, исходя из того, что, по крайней мере, Эдель не сможет одновременно Лить и говорить. Она последовала за мной и уселась возле бара.

— А знаешь, где был Обри в дни своих отъездов? — спросила она. — Знаешь, к чему он стремился? Его отец прослыл величайшим шекспировским актером в стране, третьим в мире. Николас не скрывал презрения к своему сыну, потешался над ним. Он не позволял Обри ничего, что могло бы помочь ему стать собой.

— Опять психоанализ, — сказал я. — Неудивительно, что психиатры так часто разоряются в Америке. Каждый считает себя психологом.

— Заткнись, Дэнни, — отрезала она решительно. — Ты взял с меня десять тысяч долларов, мог бы и послушать за такие деньги!

— А что мне остается! — огрызнулся я.

— Обри тайком занимался актерским мастерством, наверное, надеялся поразить отца. Никки об этом прослышал — в актерском кругу нет секретов — и сговорился с Клайдом устроить Обри проверку, пробу на роль. Они все держали в секрете, и когда сказали ему, то, я думаю, это было величайшее событие в его жизни, первая и последняя возможность доказать отцу, что и он как актер чего-то стоит.

— Еще немного, и я достану платочек. Ты так об этом рассказываешь, что, увидев Обри, я, наверное, разрыдаюсь.

— Эта тварь того не стоит! Я просто хочу объяснить, почему Обри стал таким. Когда проба все же состоялась, Никки и Клайд пришли на прослушивание пьяными и своими насмешками согнали Обри со сцены прежде, чем он добрался до третьей строки монолога могильщика.

— Пока я не сошел с ума окончательно, — вмешался я, — ответь мне на один вопрос: как, по-твоему, Обри вообще мог кого-то убить?

Эдель подумала и покачала головой.

— Нет, — заявила она. — Точнее, Обри никогда не смог бы толкнуть человека под машину, но запросто вывел бы его на мостовую и, вернувшись на тротуар, понаблюдал, как того переедут.

Я посмотрел на часы и встал.

— Мне уже пора, — сказал я.

— Ты не будешь ждать Обри? Теперь он уже скоро вернется.

— Ты мне и так все о нем рассказала, и даже больше, чем, наверное, он сам о себе знает. А мне надо еще кое-что узнать относительно убийства.

— Убийства? — Она подскочила. — Какого убийства?

— Возможно, оно еще не произошло, — пояснил я, — но произойдет. Я просто хочу быть поблизости, когда это случится.

Глава 12

Никто не открывал дверь на мои звонки. Это могло означать, что никого нет дома, или что дома кто-то есть, но он не хочет принимать гостей, или что убийство произошло и я пропустил момент.

Мансарды не дешевы, но обладают одним преимуществом: они полностью обособлены. Я достал пистолет и выстрелил в замок, надеясь, что выстрел никто не услышит. Потом занес ногу и дважды лягнул центральную панель двери. Она хрустнула и поддалась.

Я вошел в квартиру, держа пистолет в руке. Часы под стеклянными колпаками все так же отсчитывали минуты, оплакивая потерю своего собрата. Гостиная была пуста, столовая тоже.

Толстяк лежал на кровати в спальне лицом к стене. Он так и не успел пристегнуть свои подтяжки: они свисали вниз, на пару дюймов не доставая до пола, и кровь капала с них, образовав уже порядочную лужу.

После убийства Клайда пора было уже привыкнуть, но я чувствовал себя здесь очень неуютно.

Я заглянул в другие комнаты и никого не нашел. Не было смысла закрывать за собой входную дверь, поскольку запереть ее все равно бы не удалось. Лэмб теперь никуда не денется, а возвращаться сюда, судя по всему, никто не намерен. Я спустился вниз и вышел на улицу.

Я не спешил возвращаться в квартиру Блэров. Если Эдель права, Обри давно уже там. Мне уже стало казаться, что я служу курьером между «Западным» и многоквартирным домом Блэров, и, по правде сказать, я не находил в этом особого удовольствия.

Парковка для машины нашлась, как и в прошлый раз, возле самого дома. Я вошел в подъезд, увидел, что кабина лифта внизу, и, поднявшись на девятый этаж, столкнулся с поджидавшим лифт Обри. Мы наткнулись друг на друга, и он, как более легкий, отлетел назад.

— Извините, — проговорил он. — О, Дэнни! Я вас не узнал сразу.

— Ничего, — успокоил его я. — Как дела?

— Как обычно.

— Наверняка собрались в одну из ваших поездок?

Он кивнул.

Я закурил сигарету.

— Я-то хотел заскочить, пропустить с вами по стаканчику, но теперь, видимо, ничего не выйдет.

— Извините, Дэнни, — сказал он сокрушенно, — но у меня сейчас совсем нет времени.

— Конечно, как-нибудь в другой раз.

— Да, пожалуй. — Он сделал шаг к лифту, но я его не пустил, и он опять остановился.

Я смотрел на него и улыбался. Он улыбнулся в ответ. Его белые зубы блеснули из-за усов.

— Ну что ж… — сказал он, — мне, пожалуй, надо…

— Как вы считаете, стоящее дело — эти уроки актерского мастерства?

Он нервно закусил ус.

— Уроки? О чем вы говорите, старина?

— Со мной можете не притворяться, Обри. Ведь это туда вы ездите.

— Откуда вы знаете? — взвился он.

— Все знают, — сообщил я доверительно. — Все об этом говорят, Обри, и все на вашей стороне, не сомневайтесь. После той пакости, что вам устроили Вернон и ваш отец, все за вас болеют и считают, что у вас есть все, что надо.

— Что есть?

— Талант. А проба, которую они вам устроили, — это было нечестно. Они просто хотели над вами посмеяться.

— Откуда вы все это знаете? — почти выкрикнул он. — Вы за мной шпионили, Бойд?

— Успокойтесь, Обри, — сказал я мягко. — Это все знают. И все на вашей стороне. Даже если у вас не окажется таланта, люди скажут, что, будучи великим актером, ваш отец должен был поступать по справедливости!

— Великим актером? — прохрипел Обри. — Да он величайший фигляр, какого знал мир. Я мог бы… — Внезапно он умолк. — Дэнни! — воскликнул он, помолчав секунду. — Я только что вспомнил. Ведь Эдель дома. Почему бы вам не зайти к ней выпить?

— Верно, — сказал я. — Блестящая мысль. Вы просто гений.

Но я не двигался с места, по-прежнему не давая ему войти в лифт. Обри переминался с ноги на ногу, в его глазах нарастала паника. Я посмотрел на его правую руку.

— Какой красивый перстень, Обри, — проговорил я восхищенно. — Можно посмотреть?

— Конечно можно, — процедил он сквозь стиснутые зубы.

Нехотя Обри протянул мне правую руку, и я притворился, что рассматриваю перстень. Потом, согнув мизинец на руке Обри, я вжал его в ладонь и продолжал давить, не отпуская.

Обри стоял неподвижно, не пытаясь вырвать руку. Через минуту он закрыл глаза. Я жал изо всех сил, но он даже не поморщился. Наконец я отпустил его руку, и она бессильно упала.

— Вам было больно, Обри? — спросил я.

— Нет, нисколько, — пробормотал он и открыл глаза, которые лишь постепенно утрачивали томное, мечтательное выражение.

— Обри, вы чудак: Никак не могу вас раскусить, — заметил я беспечно, и в глубине его глаз опять заметалась тревога.

— Дэнни, — сказал он с запинкой. — Мне пора идти. Пропустите меня.

— Что же вы так неприветливы, Обри. Это на вас не похоже.

Он безнадежно уставился в потолок, закусив губы и сжав кулаки.

— Есть хорошие новости о вашем отце.

— Что вы пытались со мной сделать, Бойд? — спросил он тихо.

— Я был не против подержать его немножко в лечебнице, но объявлять его опасным маньяком и заявлять в полицию — это слишком. Впрочем, теперь это все не имеет значения. Скоро он опять будет с вами.

— Еще раз спрашиваю вас, Бойд, что вы хотели сделать со мной? — настаивал он.

— Обри, — удивился я. — Мы просто беседуем по-дружески. Что с вами такое? — Я понимающе подмигнул ему. — Маловато женщин в вашей жизни, вот в чем беда, или маловато жизни в ваших женщинах. — Я хохотнул, будто это была только что придуманная мною шутка. — Ведь вам нравятся девушки, Обри?